Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана

— Клянусь, папа, я ни о чем не жалею. Я даже счастлива, что не вижу никого, кроме вас.

— Я знаю, что ты смирилась с нашим положением. Но оно все же очень тягостно, и не скрою, милая, что муж, которого я для тебя нашел, должен способствовать ускорению счастливой развязки. Месье Куртомер — превосходный моряк, он обладает знаниями, которые могут принести нам огромную пользу. Я не говорил тебе, куда вложил свои последние деньги?

— Нет, папа!

— Пора тебе узнать: я купил потерпевшее крушение судно.

Арлетт с изумлением воззрилась на отца. Она ничего не смыслила в спекуляциях, но эта показалась ей до того странной, что она не могла понять, серьезно ли говорит отец.

— Спешу добавить, — продолжал граф, улыбаясь, — что этот корабль вез бочки с золотом, и драгоценный груз принадлежит мне. Нужно только вытащить его со дна моря, и ты станешь богатой, гораздо богаче миллионера Мотапана. Понимаешь теперь, как мне может помочь Куртомер?

— Признаюсь, не совсем, — печально ответила Арлетт.

— Как это не понимаешь! Куртомер, знающий свое ремесло и, конечно, то место, где корабль пошел ко дну, непременно добьется успеха, если будет участвовать в моем предприятии! — воскликнул Кальпренед.

— Может быть, но…

— Ты сомневаешься, что он захочет? А я в этом не сомневаюсь. Молодому человеку надоело шататься по парижским мостовым. Праздность тяготит его.

— Я думала, что он подал в отставку, чтобы…

— Чтобы жить без забот? Не совсем так. Он жаждет употребить свой ум и свои способности на дело, в котором его ждут успех и богатство. Я разделю с ним деньги, а за это он возьмется вести трудное дело, которое по силам лишь немногим. Наш любезный сосед Дутрлез, так хорошо знающий Глюка и Моцарта, не смог бы достать сокровище со дна моря.

Эти слова заметно смутили Арлетт де ля Кальпренед. Она покраснела, потупила глаза и промолчала.

— Теперь, когда я доверил тебе свою тайну — а это тайна, — ты знаешь одну из причин, заставляющих меня желать твоего брака с Куртомером.

На этот раз у девушки достало мужества сказать, что она думает.

— Папа, — начала она довольно твердо, — мне кажется, что месье Куртомер мог бы взяться за это дело и без женитьбы на мне. Я не понимаю, какое отношение имеет мой брак…

— К подводным работам? Ты права.

— Потому что это похоже на сделку, — кротко сказала молодая девушка, — а вы пришли в негодование, когда Мотапан осмелился предложить свои миллионы взамен…

— Это не одно и то же, — перебил ее Кальпренед. — Мотапан тебе не подходит, а мой любимец… Но повторяю, и речи нет о том, чтобы принуждать Куртомера. Не бойся, доченька, я не стану никому тебя навязывать: я намерен выдать тебя за человека, который будет этого достоин.

— О месье Куртомере этого не скажешь.

— Откуда ты знаешь? Он сказал маркизе де Вервен, что находит тебя очаровательной. Пока этого достаточно. Вы, молодые девушки, воображаете, что любовь должна разразиться подобно грому. Но такое случается только в романах. В том мире, где мы живем, все происходит более прозаически. Сначала думают о приличиях, а остальное делает время.

— О приличиях, папа! Вы ведь сказали, что я бедна! Как ни мало состояние Куртомера…

— Оно все-таки больше твоего — это правда. Поэтому о браке речь пока не идет. Нет, мадемуазель, — весело продолжал Кальпренед, — не таким образом я поступлю с выбранным мною зятем. Я просто предложу Куртомеру поучаствовать в моем предприятии. Мы с ним будем часто видеться. Он станет приезжать сюда, я — ездить туда… на берег. Ты сможешь сопровождать меня, если захочешь, и узнаешь его поближе. Если он тебе не понравится, на этом все и закончится. Если дело с бочками не выгорит, опять-таки все закончится, потому что ты будешь слишком бедна, чтобы претендовать на богатого мужа. А если же все удастся, то у тебя будет столько же денег, сколько и у моего партнера, потому что я разделю с ним прибыль. Ну, не совсем так, потому что у него уже есть состояние, а у меня есть сын, которого я по закону не могу лишить наследства. Но по крайней мере разница будет не столь велика, и все закончится, как в волшебной сказке… «Они были счастливы, жили долго и имели много детей». Что ты думаешь об этом, дочка?

Арлетт вздохнула с облегчением. Ей казалось бессмысленным противоречить отцу, заранее отказывая в том, на что, вероятно, и не придется соглашаться.

— Я сделаю все, что вы хотите, папа, — сказала девушка кротко, — но думаю, что Куртомер никогда не заинтересуется мною.

— Увидим. Ты согласилась, и мне нечего больше добавить. Может быть, мне следовало бы скрыть свои намерения. Если бы я не сказал тебе об этом молодом человеке, ты нашла бы его очаровательным, а теперь я не удивлюсь, если ты его возненавидишь только потому, что я его рекомендовал.

— Вы очень плохо думаете обо мне, — улыбнулась Арлетт.

— Совсем нет, но какая женщина не любит противоречить? Мне надо было бы сказать тебе о нем что-нибудь дурное, а я наговорил много хорошего и не собираюсь брать свои слова назад. Теперь он должен преодолеть твои предубеждения, и я думаю, что это ему удастся.

— От всей души ему этого желаю, — сказала Арлетт вполголоса. — Налить вам еще чаю, папа?

— Выпью очень охотно. Это нравоучение вызвало у меня жажду. Понимаешь, нет к этому привычки… Я читал нотации только твоему беспутному брату… Что там, Жюли? Я не звонил.

— Господин Мотапан спрашивает, угодно ли вашему сиятельству принять его, — ответила вошедшая горничная.

— Нет, это уже чересчур! — пробормотал граф сквозь зубы. — Вы ответили, надеюсь, что я не принимаю? — продолжал он громко.

— Я ответила, что ваше сиятельство изволит завтракать, но господин Мотапан сказал, что желает сообщить вам нечто важное.

— Хорошо! — воскликнул Кальпренед нетерпеливо. — Проводите его в мой кабинет.

— Боже мой! — прошептала Арлетт. — Если он пришел рассказать вам о брате…

— О Жюльене? — воскликнул Кальпренед. — Почему ты так думаешь? И что он может сказать мне о твоем брате?

— Но, папа, — прошептала девушка, — вы сами сейчас говорили… не мог ли Жюльен занять…

— Деньги у этого человека? Если мой сын сделал это, я больше не хочу его видеть. Я могу простить ему все, кроме низости. Но нет! Если бы Мотапан был кредитором Жюльена, этот невежа сказал бы мне прямо. Впрочем, мы сейчас узнаем, в чем дело. Через десять минут я сообщу тебе, чего хотел от меня этот дикарь.

Домовладелец ждал графа в кабинете с вежливым и спокойным видом. Кальпренед холодно ответил на его поклон и не предложил сесть.

— Я думал, что все объяснил вам утром, — сказал он сухо.

— Я по другому поводу, — ответил незваный гость, нисколько не сконфузившись этому более чем презрительному приему.

— О чем же речь теперь?

— Мне нужно кое-что узнать.

— Узнать? Вы пришли узнать у меня? О чем, позвольте спросить?

— Об одном обстоятельстве, которое касается вас как жильца моего дома и гораздо в большей степени касается меня.

— Денежные вопросы можно решить письменно.

— Переписка между нами заняла бы время, а я не могу его терять. Тем более что дело весьма серьезное. Если вы меня выслушаете, то поймете, что лучше решить это на словах.

Кальпренед задрожал: он подумал о своем сыне, и это странное предисловие встревожило его. Он вопросительно взглянул на Мотапана.

— Я должен предупредить вас, что вынужден начать с вопроса, — продолжал барон.

— Посмотрим, захочу ли я вам отвечать. Говорите!

— Во-первых, я желал бы знать, правда ли, что вы уволили камердинера…

— Какое вам дело?! Вы насмехаетесь надо мной? — закричал граф, покраснев от гнева.

— Нисколько. Уверяю вас, что имею серьезные причины спрашивать об этом. Сегодня ночью произошло кое-что, в чем я подозреваю одного из ваших слуг.

— У меня служат только женщины.

— Мне так и сказали. Но не мог ли камердинер, которого вы уволили, унести с собой ключ от вашей квартиры?

— Конечно, нет.

— И не остался ли у него ключ от моей квартиры, которую вы прежде занимали?

— Нет, тысячу раз нет! К чему вы ведете?

— К тому, что сегодня ночью кто-то входил к вам в дом.

— Кто?

— Не знаю, но хотел бы знать.

— Зачем? Вы думаете, что имеете право контролировать моих гостей?

— Нет, но я имею право знать, что происходит в моей квартире. Этот человек входил ко мне, когда я спал. Он отпер мою дверь, стало быть, у него был ключ.

— Вероятно, но я здесь ни при чем.

— У него также был ключ от вашей квартиры, потому что, выйдя от меня, он зашел к вам.

— И вы полагаете, что это мой бывший камердинер?

— Я не полагаю, я лишь пытаюсь разузнать.

— Узнавайте в другом месте! Я не обязан надзирать за вашим домом. К тому же это какая-то нелепая история.